— Полагаете, вам может стать еще хуже? — с горечью заметила Джелайна. — Куда уж больше?

— Куда больше? — переспросил Ланайон. — Вот куда! — он указал на жену и вверх, в направлении детской. — Молчите, несносная, или я удавлю вас на месте!

Веанрис разрыдалась. Все разом захлопотали вокруг нее, на время забыв о скандале. Баронессу отвели наверх и уложили в постель. Джелайне Ланайон тоже велел убираться в свою комнату. Чувствуя себя уже на пределе сил, Бенвор рвался следом за ней, но брат не дал ему уйти.

— Ну почему с другими не случается ничего подобного? — схватившись за голову, страдальчески вопрошал он. — Почему только нам так везет? Сначала мать… Ее постоянно кто-то домогался, отец на дуэлях получил больше ран, чем некоторые на войне. Теперь еще и ты!

— Не смей говорить так о маме, — процедил Бенвор.

— Смею! Ты был сопляком, и ничего не помнишь. Что ей стоило держаться подальше от двора? Нет, ее тянуло красоваться в свете и наслаждаться своими победами! И что из этого вышло? Ладно, мне было пятнадцать лет, но тебе-то всего шесть! Детям положено расти с матерью, а не в монастыре! А что из тебя выросло? То же самое.

— Во-первых, — с трудом сдерживая гнев, возразил Бенвор, — я не наслаждаюсь своими, как ты выразился, победами. Я не стремился понравиться Одилле, будь моя воля — глаза б мои ее не видели. Во-вторых, — повысил он голос, видя, что брат пытается перебить, — ты сам себе противоречишь. Твоя собственная жена, что, сидит дома? У вас шесть нянек, а твой наследник иногда зовет мамой кормилицу.

— Мою жену, — разозлился барон, — никто не домогается. Она всегда ведет себя благопристойно. Даже если я не всегда бываю ею доволен, по крайней мере, светская жизнь не мешает ей исправно рожать детей. А нашей матери казалось, что даже двое — слишком много. И что теперь? Нас обоих убьют, и из всех Олквинов останутся только четверо малышей. Пятого я уже не увижу.

— Да это же вы и заставляли меня вертеться при дворе! — возмутился Бенвор. — Я не просил герцогиню, меня устраивала военная карьера. Ты сам выставил меня напоказ, как девицу на выданье!

— Вот и держался бы все время рядом с невестой, — отрезал Ланайон. — Зачем тебя понесло на прогулку в одиночестве? Это тебе не казарма, по ночам в парковом лабиринте без компании шляются только искатели сомнительных приключений. Ты же понятия не имеешь, как принято выкручиваться из таких щекотливых ситуаций.

— Ах, я еще и виноват?! — воскликнул юноша. — Ну, хорошо, почему же меня тогда не арестовали прямо там? В крайнем случае, кто-нибудь мог дать мне по морде. Нет, вместо этого принц предпочел выставить все так, будто именно ты провинился. А вы-то что делали в парке?! С каких это пор посольские дела обсуждаются на вечерних прогулках? Может, Майрон и до этого знал, чем занята его супруга?

Ланайон оторопел и задумался, прокручивая в уме события вечера.

— Нет, — уверенно произнес он. — Откуда ему было знать, что Одилла встретит тебя?

— Я в парк не тайком прокрадывался, — фыркнул Бенвор. — Меня видели десятки людей. Принц мог сам отрядить супругу на поиски. Она даже свиту сразу отослала.

Барон без сил опустился на стул.

— Чем мы провинились? — пробормотал он. — За что?.. За прежнюю верную службу?

— Это война, Ланайон, — так же тихо ответил брат. — Все средства хороши. А мы кто такие? Все посольство разменяют в большой игре, только и всего. Майрон ведь до сих пор рассчитывает на военную помощь. Пожертвовать шестью придворными, капитаном и десятком солдат охраны — невелика цена за возможность начать наступление, и при этом выглядеть в глазах соседей не завоевателями, а вершителями справедливости. Даже странно, что с вами не отправляют жен и детей — чтоб уж наверняка все возмутились.

— Ну, знаешь! — вскочил Ланайон. — Не накаркай!

Когда брат ушел, Бенвор заторопился наверх. Джелайна поджидала возле его покоев. Капитан тут же сгреб ее в охапку, не заботясь о том, что их могут увидеть. Немного придя в себя, он затащил ее в комнату и запер дверь. Чувство леденящего опустошения постепенно уходило прочь, сменяясь привычным ласковым теплом.

— Можно личный вопрос? — тихо произнесла женщина.

— С каких это пор вам требуется особое разрешение? — хмыкнул Бенвор. Джелайна нерешительно прикусила губу.

— Что случилось с вашей мамой?

— Вы подслушивали? — ничуть не удивился капитан.

— Не специально, — возразила она. — Кто-то же должен был отгонять любопытных слуг? А вы говорили громко.

Бенвор встал и схватил плащ.

— Я задыхаюсь здесь. Идемте на крышу.

Усевшись на галерее и накрывшись одним плащом, они некоторое время смотрели на гаснущие огни столицы. Наконец, Бенвор собрался с мыслями и начал рассказывать.

Он почти не помнил матери. В памяти остался только смутный образ всегда нарядной, благоухающей дамы, редкие ласки которой были неразрывно связаны с тоскливыми слезами, потому что потом она опять надолго уезжала. Став старше, мальчик начал понимать, что мать никогда не любила отца. Красавица-жена была для барона предметом гордости, дорого купленным и еще дороже обходившимся. Родив наследника, баронесса сочла свой долг выполненным и стала открыто избегать мужа, месяцами пропадая в Анклау на бесконечных придворных увеселениях, пока барон занимался делами поместья в Норвунде. Увозить ее домой хоть на пару дней приходилось чуть ли не силой. Про леди Рианэн Олквин ходило множество сплетен, порой самых невероятных, и барону часто приходилось отстаивать честь семьи, наказывая обидчиков. Причем, ни один слух точно не подтвердился, ведь большинство сплетен порождалось обычной завистью. А леди Рианэн не собиралась ни перед кем оправдываться. После особенно скандальной истории барон с боем забрал жену из Анклау и надолго запер ее дома. Именно тогда родился Бенвор.

Трудно сказать, любила ли мать Ланайона. Уж на что Веанрис не терпит возни с малышами, но и она не находит себе места, если кто-то из них приболеет. Но Бенвор никогда не видел, чтобы мама обнимала или целовала его старшего брата. Рианэн была холодна и неприступна даже со своими родными. Нет, она не отталкивала Ланайона, но он сам рано научился сторониться ее, и лишь маленький Бенвор льнул к матери с тем упорством, какое бывает только у несмышленых детей.

После разделения королевства двор переехал в Норвунд. Барон стал часто бывать во дворце, и светское общество вспомнило про бывшую первую красавицу. Леди Рианэн вновь появилась при дворе и стала первой. Ее опять неделями не бывало дома, но до новой столицы было рукой подать, и барон немного успокоился.

Бенвору было шесть лет, когда Рианэн однажды привезли домой на носилках. Мальчику не позволили входить в ее спальню, но он успел услышать, как мать громко стонет. Вызванный отцом важный лекарь пробыл у нее недолго. Его вывод был однозначным и безутешным — баронессу отравили. Помочь ей было невозможно. Промучившись ночь и весь следующий день, красавица Рианэн тихо скончалась.

— Ей было столько же, сколько вам сейчас, — прошептал капитан и умолк, уткнувшись лицом в колени Джелайны. Женщина долго молчала, гладя его по голове.

— Так вот почему отец отослал вас воспитываться в монастырь, — вымолвила она. — Вы все время напоминали ему об утрате.

— Возможно, — согласился Бенвор. — Но скорее всего, я был напоминанием о непрерывной войне, в которой он так и не смог победить. Я не плод любви, а результат укрощения непокорной жены.

Начал моросить дождь, и они перебрались в башню.

— Красота — это проклятие, — убежденно заявил юноша. — Еще никому она не приносила счастья.

— Надо же, — мрачно усмехнулась Джелайна. — А я всю жизнь считала наоборот.

— Нет, леди. Не знаю, как у вас, но здесь лучше быть незаметным. Как вы.

— Мне всегда казалось, что красивые люди гораздо удачливее. Они располагают к себе, им подсознательно больше доверяют…

— Все может быть, — кивнул Олквин. — Наверное, в будущем многие вещи изменятся. Но, насколько я понял из ваших рассказов, зависть и зло вечны во все времена.